Название: Так будет лучше для Томо
Пейринг/Герои: Пин, Акаме, ТегоПи
Рейтинг: R
Загадка: Кто подсматривал под незакрытой дверью студии и после "сдал" Джина и Каме?
Отгадка: читать дальшеТегоши

читать дальшеСолнце жарило вовсю. Слепило глаза тысячами отражений в брызгах, на мокрых волосах и в каплях на ресницах. На секунду Джин залюбовался Томохисой, когда тот, смеясь, плеснул воду пригоршней вверх. Следующая пригоршня прилетела Джину прямо в лицо. Отплёвываясь и смеясь, он подскочил к Томохисе с явным желанием его утопить и навалился на обидчика всем телом. Кожа Томохисы даже в прохладной воде ощущалась тёплой, а пальцы так и вовсе горячими, когда сжались на рёбрах. Взвизгнув, Джин отвалился в сторону, избегая щекотки, и Томохиса вынырнул, хватая ртом воздух и хохоча.

Каменаши сидел на бортике, с улыбкой наблюдая за безобразием в открытом бассейне, устроенном полусотней джуниоров. Но больше всего смотрел он на этих двоих. И немного завидовал их дружбе. Неужели ему не удастся дружить с Джином вот так, на равных, неужели он всегда будет лишь гадким утёнком за спиной более уверенного товарища?

Джин заметил неуверенную улыбку Каменаши, подобрался к нему и дёрнул за ногу.

– Пошли в воду?

Каменаши кивнул и спрыгнул вниз, хватаясь за протянутую руку. Так или иначе, он уже рад тому, что есть, но притом попытается добиться большего.


***

– Каме, ты меня замучил! У тебя всё отлично получается!
– Нет предела совершенству, – Каме хмыкнул и запустил трек сначала. – Ну, давай, последний раз, ладно?
– Грёбаный перфекционист! – Джин изобразил возмущение, тем не менее, занимая начальную позицию. – Чтоб ты знал, девушки от таких сбегают так быстро, что чихнуть не успеешь.
Каме хмыкнул.
– Меня не интересуют девушки, – сказал он позже, когда трек закончился, – совсем. Мне так кажется...
Джин покосился на него удивлённо.
– Хочешь сказать, что ты гей? Мне уже следует начинать беспокоиться?
– Я этого не говорил. Может, я просто асексуален. Я, действительно не знаю.
– Но кто-то или что-то же тебя возбуждает?
Каме пожал плечами. Видимо не хотел говорить. Джин тоже больше ничего не сказал. Ему надо было всё обдумать. И понять, как теперь относиться к Каме. Джин пока не был готов услышать прямое признание так же, как и Каме не готов был его сделать. Но в то, что в их совместных задержках после репетиций точно нет никакой другой подоплёки кроме желания Каме научиться лучше двигаться, Джин больше не верил.

В следующие дни у Каме валилось из рук буквально всё. Он практически открылся Джину, и со страхом ждал ответной реакции. Конечно, Джин вряд ли расскажет кому-либо ещё об их разговоре, не это волновало сейчас Каме. Конечно, он давно уже прощупал почву на предмет отношения Джина к геям вообще, и если бы не знал, насколько это отношение лояльно, никогда бы не решился сказать то, что он сказал. На самом деле, Каме надеялся не только на принятие этой стороны его натуры. Он надеялся на большее. На то, что Джин согласится попробовать, на то, что ему понравится. На постоянный секс. На отношения. Но больше всего Каме надеялся, что сможет разобраться в самом себе.

Это и было его главной проблемой: он не понимал до конца своих желаний. Джин ему нравился, но... ещё чего-то не хватало. Чего-то, от чего сносит крышу, от чего не спишь ночами и дуреешь, как кот по весне. С Джином было слишком тепло и комфортно, слишком легко. Конечно, мысли о сексе будоражили, но Каме боялся, что это быстро пройдёт, и останется слишком ровное, слишком... скучное чувство, а ему хотелось фейерверка. Ему хотелось чего-то необыкновенного. Хотя, возможно, он просто не способен на яркую влюблённость...

Хотя, чего уж там – могло вообще ничего не произойти. Джин мог запросто проигнорировать его посыл. Ведь это был даже не шаг навстречу, а так, полшажка. Каме не хватало решимости. Но, слава богу, её хватало Джину. Хотя разговор, состоявшийся спустя три дня после той репетиции, вовсе не легко дался, и не только Каме.


***

Джин любил подходить к решению проблем практически, он терпеть не мог вдаваться в теоретические рассуждения, но что-то мешало прижать Каме к стенке и сразу всё выяснить. Скорей всего то, что Джин не мог понять, как ему себя вести в сложившейся ситуации. Точнее, что он почувствовал, когда Каме практически признался ему в своих предпочтениях, и что ему, Джину, теперь делать с этим признанием.

До этого дня геи были чем-то, что существует где-то в другом измерении, отдельно от него. Они никак не влияли ни на его жизнь, ни на его творчество, и Джин так и относился к ним – никак. Но Каме – это другое дело. Его нельзя игнорировать. Хотя сначала именно эта мысль первой пришла в голову. Отмахнуться и забыть. Джин так бы и сделал, если бы не следующая: а зачем вообще Каме стал с ним говорить на эту тему? Хотел жалости? Чушь! Сболтнул по неосторожности? Ещё большая чушь. Каме всегда настолько контролировал себя, что Джин иногда удивлялся. И считал, что кто-кто, а этот человек точно добьётся всего, чего захочет, благодаря этому своему умению да ещё невероятному упорству. Выходило, у Каме была какая-то цель, пока непонятная. Но временами Джин упрямством не уступал другу. Он решил, что обязательно всё для себя выяснит.

На следующий день после «признания» Джин внимательно наблюдал за Каме. Это было легко, поскольку они ведь были не только друзьями, но и партнёрами по группе, и всё рабочее время проводили вместе. С одной стороны, Каме пытался вести себя как обычно, но Джин не мог не почувствовать, что его друг напряжён и задумчив. И по тайком брошенному короткому взгляду Джин понял, что Каме ждёт его, Джина, решения. Вердикта.

Интересно, у Каме вообще хоть кто-нибудь уже был? Он не рассказывал, но мог же утаить? Джин спустился в небольшой семейный ресторанчик, расположенный на углу своего дома. Не заказав ничего к чёрному кофе, он сидел, отпивая из чашки мелкими глотками. И думал. Чёрт, в один миг всё стало так сложно, и даже не посоветуешься с Пи, чтобы не спалить Казую. Если это не была неосторожность, и не слабохарактерное желание жалости, оставалось только одно. Каме хотел его, Джина. Чашка громко звякнула, но, слава богам, не разбилась, когда Джин неаккуратно плюхнул её на блюдце. Девушка за соседним столиком покосилась на него, улыбнулась, прежде чем отвернуться. Не узнала, вот и хорошо. Но Джин всё равно чуть ниже опустил голову, скрывая глаза козырьком кепки. Но потом передумал, и стал сверлить её взглядом. Вроде, симпатичная. Хорошая девушка и хороший секс – с девушкой! – это именно то, что ему сейчас нужно. Мысли о Каме принимали слишком опасный оборот, чтобы хотелось их додумывать.

Но всё получилось гораздо хуже, чем он предполагал. Девушка оказалась слишком скромной, а может, у неё уже был парень. Она упорно не замечала взглядом Джина, либо же делала вид. Поэтому вскоре он бросил это занятие и пошёл туда, где можно было найти более понятливых девушек. С одной из таких уединился в отеле, а посреди секса вдруг стал представлять Каме – как бы тот выглядел под его руками, как бы ощущался на вкус, и слишком ли отличается коитус с мужчиной... Вместе с Каме внезапно вспомнился Пи, и Джину почему-то захотелось закрыть лицо руками. Испытав физическую разрядку, он понял, что всё же неудовлетворён. Действительно, секс – в голове. И этой головой хотелось биться о ближайшую стену. Слава богу, девушка ушла, как только оделась и получила причитающуюся плату. Джин немного полежал, понял, что уснуть у него сейчас не получится, вышел на улицу и отправился к себе пешком. Может, длинная прогулка его остудит и успокоит достаточно, чтобы суметь вырубиться. А во сне был Ямапи, который ругал за то, чего Джин ещё не сделал, и было невыносимо стыдно.

Утро встретило его головной болью. Каме не делал жизнь легче, настороженно поглядывая в его сторону и стараясь не оказываться слишком близко. Репетиционный зал был велик и полон народу. Переодевались тут же, несмотря на снующий туда-сюда персонал, в том числе и женского полу. Казалось, им с Каме так и не удастся поговорить здесь, но в кафе Джин идти не хотел. Туда за ними обязательно увяжется ещё кто-нибудь, и поговорить всё равно не удастся. Поэтому Джин воспользовался тем же способом, каким так долго пользовался с успехом Каме. Просто попросил его остаться, чтобы отработать совместную связку, в которой Джин всю репетицию старательно ошибался. По взгляду Каме стало понятно, что тот был в курсе уловки, но, тем не менее, не стал возражать и остался. Джин старательно продолжал лажать в связке, пока не убралась последняя уборщица, оставившая им ключ. и тогда сел на пол и похлопал рядом с собой, приглашая Каме сесть рядом. Тот молча сел, явно не собираясь начинать разговор. Что ж, Джин набрал воздуха и начал.

– Каме... Когда ты сказал, что девушки тебя не интересуют, ты имел в виду, что тебя интересую... я?

Каме опустил голову и тихо засмеялся:
– Ты такой прямолинейный, Бака... – Потом, внезапно став серьёзным, он продолжил: – Ты мне нравишься, действительно нравишься. Ты мне очень нравишься как друг, но я бы хотел узнать тебя и как любовника. Правда, я не уверен, что это «та самая» любовь.
– Любовь всей твоей жизни? Я бы и не поверил. – Джин задумчиво улыбнулся, трогая упругий локон, спускающийся по шее и щекочущий ничем не защищённую ключицу в вырезе майки. Он понимал, что Каме ждёт от него ответа совсем на другой вопрос. – Я никогда о тебе не думал в таком плане. И меньше всего хотел бы потерять в твоём лице друга, если с «этим» у нас что-нибудь пойдёт не так.
– То есть, – Каме, наконец, поднял на него глаза, – ты согласен?
– Я бы мог попробовать, но кроме этого не могу ничего обещать.

И Джин физически ощущает, как в Каме, отпуская напряжение, поднимается волна ликования. А потом находит отклик где-то внутри самого Джина тёплотой радостью за друга. Он не думает, что в сердце, но определённо где-то рядом. И придвинувшийся ближе Каме, тянущийся к нему губами точно не вызывает отторжения. Поцелуй немного странный, но когда Каме запускает пальцы в волосы Джина, прижимая к себе за затылок, у того немного кружится голова.


***

Отношения их развивались медленно. Джин не слишком хотел спешить, а Каме боялся всё испортить и тоже не торопился. И вроде всё было неплохо, лишь единственная вещь досаждала Джину: невозможность поделиться всем с Ямашитой.

Это было задолго до признания Каме, когда Джин вовсе не представлял, что будет когда-либо встречаться с парнем. Ямашита тогда как раз дебютировал с NEWS и часто жаловался на Джину на новую группу. Вообще-то, Джин был единственным, кому о чём бы то ни было жаловался Ямапи. В этот раз предметом его возмущения были Рё и Учи. Два кансайских придурка взяли в оборот Тегоши, принялись «учить его жизни». До последнего времени это сводилось к тому, что они садились где-нибудь в уголок втроём – в перерывах между репетициями, либо после, в ресторанчиках, и кансайцы начинали рассказывать наивному ребёнку про те непотребства, которыми они занимались с Канжанями всей группой. Включая сцены «тренировок фансервиса», как однажды выразился Учи. Вследствие этого сопливая мелочь переставала быть такой уж невинной, а новоприобретённые знания пыталась тренировать на Ямашите. По поводу выбора цели у Джина были свои мысли. Он считал, что Ямашита сам в этом виноват, потому что, несколько раньше, когда те же кансайцы пытались гнобить никому не известного, пробывшего в джуниорах меньше года и непонятно за какие заслуги дебютировавшего с ними Тегоши, именно Пи слишком рьяно стал на его защиту, значительно превышая обязанности, которые накладывало на него положение лидера группы.

А однажды Пи застал Рё целующим Тегоши при рядом сидящем и ловящем кайф от зрелища Учи. Непонятно, чему бы ещё успели научить озабоченные кансайцы мелкого, не устрой им Ямашита крупный разнос с угрозами сдать их нахрен папаше Джонни. В общем, кансайцы от ребёнка отстали, а последний с потерей такого развлечения заскучал и начал доставать разными приколами Массу, с которым был в хороших отношениях, и самого Ямашиту. Вот тогда-то Джин и услышал слишком эмоциональное мнение лидера NEWS о «всяких пидорасах». Да, это было самое мягкое из употреблённых Томохисой выражений. Джин тогда ржал в голос и, конечно, не предполагал, что тот недлинный монолог Ямапи станет источником его будущих бед.

Кстати, этот Тегоши не слишком нравился Джину с самого начала, а теперь так и вообще начал раздражать. Потому что с тех пор, как Джин сошёлся с Каме и явно сократил контакты с Пи, последний стал слишком много времени проводить с Юей. И стоически сносил все пидорские замашки последнего, что особенно сильно бесило Джина на фоне того, что о своём нынешнем состоянии он рассказать Ямашите не мог.

Когда выгнали Учи, Джин немного позлорадствовал, но зато стал снова регулярно видеться с Пи. Правда, неизменным компонентом этих встреч был депрессивный Нишикидо. Собственно, как понял Джин, именно из-за Рё его Ямашита и приглашал, не имея больше сил выносить тоску одногруппника в одиночку. Джину это в какой-то мере сыграло на руку. Во-первых, Пи практически не интересовался личной жизнью Джина, зато – во-вторых – у них образовалась новая безопасная (ну, почти) тема для общения – утешение Рё.

А потом NEWS развалились, а KAT-TUN, наоборот, дебютировали. И после этого у Джина начались проблемы. Меньшим злом было то, что всё так же приходилось скрывать от Ямапи детали личной жизни, иногда привирая, иногда недоговаривая. Но к этому Джин уже притерпелся. Хуже приходилось с одной внезапно всплывшей особенностью...

Каме отличался манией всё делать идеально, а когда не получалось – а не получалось часто, требовал утешения. Естественно, утешение было совершенно конкретного плана, и Джин настолько к этому привык, что, когда приходилось утешать Пи, Джин еле сдерживался от появляющихся в голове образов – вариантов утешения. Сначала это казалось ему кошмарным, а потом стало нравиться. Джин готов был повеситься, лишь бы избавиться от ставших постоянными мечтаний о Ямашите в его постели на месте Каме, и одновременно готов был тонуть в этих мечтаниях днями напролёт.

Что ж, они с Каменаши не давали друг другу клятв верности, проблема была в отношении ко всякому такому Пи. Однако секс с Каме для Джина вдруг превратился в извращённое удовольствие: медленно толкаясь вглубь горячей плоти, Джин закрывал глаза и представлял Томохису. И, в конце концов, Джин прокололся.


***

Всё случилось в последний день сентября. В Токио стояла идеальная погода: Тепло, но уже не жарко, ветерок лениво заигрывал с листвой клёнов, по ярко-синему небу медленно плыли редкие белоснежные облака, и всё вокруг сияло, как на какой-нибудь пасторальной картинке. KAT-TUN спешили закончить репетицию, стремясь скорей попасть на такую манящую улицу. В здании потихоньку стихало.

– Джин, у меня не получается этот переход, заявил Каме, делая перед зеркалом серию поворотов и па. Джин вспомнил, как часто когда-то использовал Каме эту уловку, чтобы больше оставаться с ним наедине. Это теперь они свободно приходили друг к другу домой и занимались, чем хотели, столько, сколько хотели. Чем Казую привлёк отполированный миллионами шагов паркет студии, навсегда осталось для него загадкой.

Но это действительно смотрелось здорово: плавные изгибы бёдер Каме отражались в блестящем паркете, а солнечные лучи от окна рассыпали по коже яркие блики. Кожа плеч и ягодиц Каме сияла, будто какой-то художник специально проставил акценты в этих местах. На некоторое время Джин залюбовался, но потом его мысли по привычке соскользнули на Ямапи. И в момент, когда сладостная судорога прокатилась по его телу, Джин не сдержал своих фантазий и простонал: «Томо».

Что было потом, он впоследствии помнил не слишком отчётливо. Не потому, что плохо запомнил, а просто не хотел вспоминать. Но Каме бушевал, сильно бушевал. И оказалось, что отсутствие обязательств на самом деле таковым совсем не является. А потом в какой-то момент хлопнула дверь. Каме заткнулся на полуслове, обернувшись, и прислушался. Но снаружи не долетало ни звука. Может быть, сквозняк? Хотя не проверить, что дверь заперта, действительно было их оплошностью. Насколько большой, они узнали спустя несколько минут, за которые, слава богу, успели одеться.

С этого момента жизнь Джина полетела кувырком под откос. «Я тебя ненавижу», – шепнул Каме, когда следом за менеджером они шли в офис Мэри. Из последующего разговора Джин вынес лишь то, что должен исчезнуть из агентства. И хотя звучало это как «либо Аканиши, либо Каменаши, либо вся KAT-TUN целиком», но прочие варианты Джин отмёл сразу. Каме сидел необыкновенно притихший. Джин не к месту вспомнил времена, когда KAT-TUN только создали – Казуя тогда выглядел таким же пришибленным. Успокаивая разошедшуюся Мэри, практически случайно присутствовавший в кабинете господин директор – Сам Джонни Китагава – на счастье Джина вспомнил об одном его в какой-то древней анкете высказанном желании побывать в Америке и выучить английский язык, и уговорил сестрицу не исключать, а только лишь временно отстранить Джина от деятельности.

– Поедешь в Америку на полгодика, а там посмотрим. Агентству не нужен очередной скандал про сексуальные домогательства, а журналисты именно так всё и представят, будьте уверены. Мэри, ты слышала? Никаких скандалов и наказаний, всё, замяли. И чтобы никто больше ничего не знал.

Американскую визу в загранпаспорт Джин получил в рекордно короткие сроки. Правду – почему уезжает, – Джин не сказал даже Ямашите. Тем более – Ямашите. Может быть, всё будет к лучшему. Может, там, вдалеке он, наконец, освободится от наваждения. Вспомнит о девушках, о нормальной жизни. Хотя от Каме он уже освободился. Впрочем, тому так даже лучше – что их недолюбовь закончилась. Каме уже давно не зашуганный гадкий утёнок, прячущийся за его спиной, теперь он состоявшаяся личность, талантливый актёр и, чего уж там, хороший человек. Ему будет много лучше без глупого Баканиши... Ямапи тоже так будет лучше. О том, что его ждёт, когда... если ему разрешат вернуться в Японию, Джин старался не думать.


***

Томохиса пребывал в дурном расположении духа. Джин позвонил ему из аэропорта, а потом ещё из Америки лишь однажды, из автомата, своего нового номера не оставил и толком ничего не объяснил. Ямашита терялся в догадках. Что такого мог сотворить Баканиши, что его услали на полгода? В то, что это невинная учебная поездка, Ямашита, ясное дело, не верил. Если бы всё это было так, как хотел представить ему Джин, то он бы прыгал до небес и радовался этой возможности на весь мир. И конечно, Томо узнал бы обо всём первым. Но всё было не так, совсем не так. И по какой-то причине Джин не хотел делиться своими проблемами с ним – своим лучшим другом. Ямашита очень хотел бы знать, почему.

Он крутил в руках мобильник, но позвонить прямо сейчас было некому. Всё это недоразумение с Джином... Рё сейчас – Ямапи точно знал, потому что видел график, – был на каких-то съёмках с Канжани8. Даже Тегоши укатил в Швецию с Масудой. Дебютировать дуэтом. Ямапи им немного завидовал. Ему-то достались тайцы. Хорошие, но по-японски понимающие с трудом, с ними не поговоришь по душам. Вдруг аппарат завибрировал у него в руке. Увидеть на экране номер старого менеджера NEWS было довольно неожиданным. Они не общались вот уже полгода. Сдерживая нарастающее волнение, Ямашита ответил на звонок.

Радость струилась по венам, и все недоразумения с Джином мигом были забыты. И уже было плевать на трафик и съёмки, и хорошие манеры, Ямашита судорожно набирал номера, спеша поделиться этой радостью с одногруппниками. Теперь уже не с бывшими.


***

Больше всех изменился Тегоши. И не только внешне. Слишком много внутренней свободы – это прямо завораживало Пи. Это раньше Юя обдумывал каждый свой шаг: что сделать, что сказать, чтобы ничего не испортить, не вызвать раздражения одногруппников или не потерять только недавно появившееся расположение. Да, раньше так и было, но не сейчас. Тегоши сверкал, ни на кого не оглядываясь, это было непривычно, и это было... здорово? И Томохиса вдруг поймал себя на том, что ему льстит внимание такого Тегоши.

Надо сказать, Пи иногда улавливал в Юе черты того, старого, «воспитания» Рё и Учи. Но это не мешало. Когда они впервые обнялись не на сцене, Томохиса чувствовал, что волнуется больше, чем, наверное, следовало. И когда у них случился первый поцелуй, Ямашита сказал себе, что не собирается заходить дальше, но в то же время он знал, что сам себе врёт. И сразу после этого позвонил вернувшийся из Америки Джин, прямо из аэропорта. Так у Пи и связались в одно оба этих события: поцелуй с Тегоши и радость от близкой встречи с Джином. Вероятно, именно поэтому, когда случился второй поцелуй с Тегоши, Пи вспомнил об Аканиши. И когда третий – тоже. А когда рука Юи впервые легла Томо на ширинку, то простонал: «Бака...», но вовремя заткнулся.

А вот встречи с Джином стали мучением. В них не было теперь ничего, что было раньше. Кажется, Джин тоже не особенно стремился к общению. Хотя Пи очень быстро догадался, что Джина слишком напрягает неизменно находящийся рядом с Ямашитой Тегоши. Впрочем, пара встреч наедине также не улучшили ситуацию. Джин был скован и неразговорчив, а мысли Томо постоянно соскакивали куда-то не туда, заставляя его бледнеть и заикаться в разговоре. После того, как Джин сказал, что в Америке классно, а Пи – что рад воссоединению группы, их совместные темы как-то исчерпались. И их встречи стали случаться всё реже.

Тайна интимных встреч Ямашиты и Тегоши тщательно охранялась ими обоими. Публично Тегоши выказывал много интереса к Массу, сбивая с толку как журналистов, так и фанатов – всех тех, кто имел желание, а иногда и возможности, лезть в его личную жизнь. Правда, Пи не был до конца уверен, что парень в самом деле не работает на оба фронта. По Массу этого тоже было не понять – тот всегда ходил спокойный, как удав, и на любые подколки лишь молча улыбался. А всякие нежности, неизбежно прорывающиеся на публике, с успехом списывались на фансервис.

Про KAT-TUN ходили слухи, что у Джина натянутые отношения с Каме. Ямашита был склонен верить. Если уж даже у него, друга Джина, с ним никак не складывалось общение... Хотя в этом точно были виноваты идиотские фантазии самого Томо, не иначе. Он надеялся, что скоро он ими наестся, и всё пройдёт, станет, наконец, как раньше, но... Время шло и шло, шло и шло, и незаметно складываясь в годы, так ничего и не лечило, и не меняло...


***

Когда Пи узнал, что Джин снова собрался – с концертным туром – в Америку, теперь уже явно по собственной инициативе, то не слишком удивился. Но настроение было препоганое. Тем более то, что он узнал обо всём из СМИ, а не от самого Джина, было явным показателем полного развала их былой дружбы.

Но накануне отъезда Джин всё-таки пригласил Томо провести вечер в приятном месте. Они пили, чему-то смеялись, и всё было в целом хорошо, за исключением того, что Томо думал, что обязан был сказать Джину, что он чувствует, но так и не смог. Пи казалось, что Джин о чём-то догадывается, что эта недосказанность так и висит в воздухе, и когда за Джином захлопнулась тонированная дверца такси, Пи почувствовал потерю и разочарование. Вместо того чтобы поехать домой, он вернулся в бар и упился до того, что совершенно не помнил, как добрался домой.

Утро встретило его сочувствующим лицом Тегоши, меняющего антипохмельный пластырь на лбу. Пи максимум, на что был способен – это дойти до туалета, держась за стенку, поэтому о том, чтобы поехать проводить Джина в аэропорту, речи не шло. Даже момент отлёта Пи позорно проспал. И не видел, как сокрушённо качает головой Тегоши, стирая с его, Томо, щеки непроизвольную слезу, а потом целый час сидит, глядя в окно, в глубокой задумчивости.

– Он хочет совсем уйти из KAT-TUN и заняться сольной деятельностью.
Тегоши вздрогнул и обернулся.
– Мне кажется, твоя новая песня – будто полностью о нём. Один из миллиона... Ты ведь его любишь, Томо? Так сделай так, чтобы он услышал!
Ямашита поражённо смотрел на Тегоши, не зная, что сказать. Он всё это время знал... и вёл себя, как ни в чём не бывало? Невольно вырвалось:
– А ты?
Тегоши кривовато улыбнулся:
– Ну, я пытался... Но тут уж ничего не поделаешь. Сердцу не прикажешь.
Томо закрыл глаза рукой и тихо засмеялся. Правда, тут же перестал: головная боль дала о себе знать с новой силой.
– Нет, какая разница, он ведь нормальный, – Ямашита выделил последнее слово. – Он, может, не пошлёт, а посочувствует, но толку-то?
– Аканиши – гей.
Ямашита убрал руку, скептически глядя на Тегоши.
– Не пори чушь. От того, что мы с тобой тут развлекаемся, вовсе не значит, что...
– Он – гей. Это абсолютно точно. Я знаю.
– Откуда? – Ямашита всё ещё сомневался, но на лице нарисовалась слабая тень надежды.
– Я не могу тебе сказать, – Тегоши покачал головой, отворачиваясь, – прости. Но это совершенно точно, как и то, что он тебя любит. Ну, или слегка помешан – я не знаю деталей.
Ямашита лежал молча, уставившись в стену, и не делал больше попыток возражать. Он был для этого слишком удивлён.
– Прости меня, – сказал Тегоши. – Я давно это знал. Но я хотел, чтобы ты был только моим...
– Как давно?
– Очень давно.
Пи ругнулся и сел, и снова ругнулся, теперь уже от новой волны боли. Схватился за голову.
– Блин, Юя! Где ты был раньше?
– В любви каждый сам за себя. Прости. – Тегоши встал и подошёл к окну, обхватив себя руками.
– Тогда зачем ты сейчас мне это рассказал?
– Не мог видеть твоих мучений. А сейчас ты должен сказать, что мы теперь больше не сможем быть вместе...
Томохиса молчал. Он откинулся обратно на подушку, свернулся клубочком и закрыл глаза. Ему надо было всё обдумать.


***

Когда он проснулся, Тегоши уже не было. За окном стемнело, на потолке играли отсветы фонарей. Головная боль, кажется, стихла, хотя Пи всё ещё чувствовал себя не лучшим образом.

Тегоши... Что это ещё за жертвенность такая? Неужели он вот так просто готов отдать кому-то того, кого так долго добивался? Внезапно к Ямашите пришла мысль, от которой он похолодел. Выходит, Тегоши знал не только о том, что Джину нравится Пи – если это действительно так, сделал Ямашита мысленную поправку. Он также знал и про то, насколько неискренним было и отношение к Томо к самому Юе. Что все поцелуи были фальшивыми, все, за исключением, пожалуй, только самого первого.

Томо стало так стыдно, что хотелось удавиться. Джин... он теперь всё равно далеко, и такие вещи не решаются по телефону. А вот Тегоши где-то тут, в городе, и у Пи сжалось сердце, когда он представил, насколько же Юе паршиво – прямо сейчас. Он нашёл мобильный и набрал номер. На том конце долго не брали трубку. Наконец, Тегоши ответил.

– Юя, давай встретимся? Мне нужно с тобой поговорить.
– Хорошо, – ответил тот не слишком довольно. – Я в баре, приезжай.

В баре кроме Юи обнаружился Нишикидо. Когда дело касалось того, чтобы выпить и погрустить, лучшего компаньона, чем Рё, найти было трудно. Томохиса расстроился, что придётся отложить разговор – Рё не был в курсе настоящих отношений между двумя своими одногруппниками, и в такой момент Пи совершенно точно не хотел его в это посвящать. Но вопреки ожиданиям, Нишикидо довольно быстро распрощался и ушёл. Либо же Ямашита сильно ошибался насчёт того, что Рё не в курсе. Но выяснять это он сейчас был не намерен, были вещи и поважней. Например, сидящий напротив Тегоши, напряжённый и с отсутствующим выражением лица.

– Юя, прости меня. – Томохиса не любил слишком долго вилять.
– Не за что, Томо. Это было сильнее тебя.
– Всё же прости. Я должен был быть честным – и с тобой, и с собой, и прекратить наши отношения, как только они пошли в неправильное русло.
– Возможно. – Тегоши старательно делал скучающее выражение лица, но Пи знал, как на самом деле для Юи важно то, о чём они говорили.
– И ты прав, я действительно болен Джином. Но есть ещё кое-что... Тебя я тоже люблю.
Тегоши, наконец, посмотрел на него прямо. Под этим взглядом трудно было продолжать, но Пи не мог сейчас сдаться.
– Я люблю тебя, и искренне не хотел бы делать тебе больно. Но и сидеть на двух стульях разом я не могу. Я хочу, чтобы ты помог мне найти наилучший вариант того, как поступить.
Ямапи продолжал смотреть в глаза Тегоши, он ждал ответа, одновременно думая, что такое решение – доверить Юе право голоса в таком вопросе, может, и не лучшее, но должно показать всю искренность чувств Томохисы. Хотя бы потому, что прежде именно Тегоши доверил свою судьбу Пи, рассказав про Аканиши. И Пи почему-то ему верил.

– Ладно. – Тегоши всё так же не сводил с Томо глаз. – Я попробую.
И на его лице появилась робкая улыбка, но она смела напрочь маску отстранённости.

Они ещё долго сидели в том ресторанчике, разговаривая. Томохису словно прорвало: откровения сыпались одно за другим, и Тегоши вполне отвечал ему взаимностью.


***

Когда Джин вернулся со своего концертного тура в Японию, его ждал неожиданный сюрприз в лице Томо, предложившего прояснить отношения. Они сидели в квартире Аканиши и долго разговаривали ни о чём, а потом Пи сел ближе, притянул к себе Джина и поцеловал. Джин слишком поразился, чтобы отвечать. Когда Пи отодвинулся и посмотрел с вопросом, Джин был слишком растерян, и не мог ничего сказать внятно.

– Ты ведь не любишь парней, – наконец, выдавил он.
– Но Тегоши это не остановило, – усмехнулся Томо.
– Я его ненавижу.

Джин взял с журнального столика пачку сигарет и вытряхнул одну. Затянулся...

– Так что же, вы с ним спали?
– Да. Только при этом я мечтал о тебе.

Джин вдруг расхохотался. Парадоксально! Он трахал Каме, и мечтал о Томо. Томо трахал Тегоши, и мечтал о нём, о Джине. А теперь он, Джин, уезжает в Америку – в этот раз уже насовсем, чтобы, наконец, полностью отрешиться от предмета своего безумия.

Джин вспомнил, как был в Америке тогда, ещё в свой первый приезд. Он действительно меньше думал и о Пи, и о Каме, хотя не потому, что «излечился», просто было слишком много всего сразу, что требовало его внимания, и на рефлексию просто не оставалось ни сил, ни времени. А когда он вернулся в Японию, всё это по-новой навалилось на него. И сколько потребовалось усилий, чтобы, наконец, обрести хотя бы призрачное душевное равновесие. Сейчас, наконец, он готов был полностью отрешиться от всего и погрузиться в творчество, так зачем бередить едва затянувшуюся рану?

Он вдруг понял, что думает о самом себе. Но ведь у Пи есть Тегоши, который оказался более понимающим и лояльным, чем Каме. Или же просто Юя действительно любил. Но ведь и он, Джин, тоже любит Томо, разве нет? Уже без того, прежнего безумства, но ведь это чувство никуда не делось. Если Джин сейчас кинется в широко раскрытые ему, фигурально выражаясь, объятия Томо, а потом уедет, оставив его здесь один на один разбираться с нахлынувшими чувствами – Джин не сомневался, что так оно и будет, – то что станет с ними обоими? Любовь на расстоянии – это слишком жестоко.

– Извини, Томо, я не знаю, что заставило тебя считать, что ты мне нравишься в «этом» смысле, но я, правда, предпочитаю девушек. Извини, что поставил тебя в неловкое положение.

Сигарета догорела до фильтра, Джин заметил это, только когда она обожгла пальцы. Он затушил её в пепельнице и, наконец, снова посмотрел на Пи.

Тот сидел с опущенной головой, рассматривая микротрещины в паркете. Потом, так и не посмотрев на Джина, встал, намереваясь уйти. Джин вскочил, шагнул следом и прижал к себе, обхватив Томо сзади.

– Ты должен стать счастливым, слышишь, Томо, – шепнул он Ямашите в ухо.
– Ты тоже, Джин, ты тоже.
– Пообещай!

Ямашита расцепил руки Джина и обернулся. Наконец, его лицо приобрело выражение. И хотя в глазах, кажется, блестели слёзы, губы сложились в улыбку.

– Обещаю. А ты?
– И я обещаю.

Когда Томохиса ушёл, Джин подумал, что не раз ещё пожалеет, что отказался от этих губ, от всего, что ему предложили... хотя бы один раз, напоследок. Но так, несомненно, было лучше для Пи.


***

Тегоши сидел, не включая света, хотя уже давно стемнело. Просто не обращал на это внимания. Он пытался понять, почему Аканиши не признался Томохисе, почему отказался от него.
«– Наверное, потому же, что и ты, когда рассказал Томо обо всём.
– Нет, не обо всём.
– Да, не обо всём. Но так лучше для Томо.
– И что ты будешь делать дальше?
– Попробую начать всё сначала.»
Так, разговаривая сам с собой, Тегоши чувствовал, что всё больше и больше уверен в том, что поступил правильно. И сейчас, и тогда... Определённо.

Конец

@темы: JCF III, Kamenashi Kazuya, Akanishi Jin, Tegoshi Yuya, R, Yamashita Tomohisa, авторский